Великий океан - Страница 156


К оглавлению

156

Пока Гагемейстер говорил, Алексей не мог освободиться от чувства неприятного удивления. Капитан-лейтенант повторял давно уже известное и Чу-Чу-Оану и другим, акт тоже был давно составлен и лежал в делах компании. Непонятно капитан-лейтенант бывал на Ситхе, знал, что индейцы свято сохраняют свое слово. Теперь выходило так, что только он, капитан-лейтенант императорского флота, мог договариваться здесь, а Кусков и даже Баранов никакого значения не имели. Или, может быть, за этим кроется что другое? Истинной цели приезда Гагемейстера они ведь так и не знали… Алексей поглядывал на Кускова, но тот сидел, согнувшись на низкой скамейке, и слушал.

Однако индейцы поняли слова приезжего как новое изъявление дружбы. Сидевшие рядом старики кивнули головами, а Большой Желудь повернулся к нему, чтобы лучше видеть своим единственным глазом. Скромность и благородство индейцев подействовали и на Гагемейстера. Он встал, с достоинством поклонился и, уже стоя, произнес небольшую ответную речь. Затем велел Мануку передать, что к вечеру он составит новую бумагу, на которой вожди и старейшины должны поставить свои подписи.

После этого были внесены подарки. По дороге в дом Гагемейстер предусмотрительно дал распоряжение суперкарго Хлебникову. Вожди получили по плащу и кафтану, старейшины по плащу. Сверх того, капитан-лейтенант каждому подарил ружье.

Гости были восхищены. Правда, лица их оставались бесстрастными, но Алексей видел, как заблестели глаза, как бережно старики положили возле себя полученное. Он невольно подумал, что подарки нужно было передать не через суперкарго, а через Кускова. Однако промолчал. Не стоило портить праздничного настроения, тем более что Иван Александрович все эти дни хворал и только старался казаться бодрым.

Утешила Алексея встреча Чу-Чу-Оана с Екатериной Прохоровной. Молодая женщина вышла из своей горницы скромно, как девушка, в темном сарафане и длинной шали, поверх которой были выпущены косы. Она остановилась на пороге, оглядела всех своими широко расставленными спокойными глазами, а затем быстро подошла к старому вождю и присела возле него на пол.

Чу-Чу-Оан вынул трубку. Губы его зашевелились. Он что-то сказал, поднял руку и ласково провел ею по волосам одноплеменницы. Словно приветствовал дочь. Остальные старики продолжали сидеть в прежних позах, но видно было, что они очень довольны. Затем Большой Желудь тоже дотронулся до плеча хозяйки.

Екатерина Прохоровна поздоровалась со всеми, а потом, обернувшись к двери, хлопнула в ладоши. Две женщины внесли баклагу с вином, жареного барана, лепешки, рыбу и незнакомую еду — огурцы, выращенные на своем огороде.

Прямо на полу женщины разостлали скатерть, поставили угощение. Гагемейстеру тоже пришлось присесть на корточки. Екатерина Прохоровна велела позвать и Луку, сама налила ему кружку рому. Промышленный накрыл кружку ладонью, отвернулся и сразу же выпил всю до дна. Старики пили мало. Они знали свойства «огненной воды», а сегодня им предстояло ехать обратно.

Чу-Чу-Оан и Кусков не притронулись к рому совсем. Старый вождь его никогда не пил, правитель же чувствовал себя нездоровым. После первой чарки Гагемейстер ушел с Кусковым писать бумагу.

Когда гости подкрепились, Екатерина Прохоровна позвала мальчиков, заставила их громко читать по книге, откровенно радуясь удивлению стариков, затем повела на свой огород, рассказывала и гордилась. Алексей тоже водил гостей на верфь, показывал строящийся корабль, выковал в кузне каждому в подарок по железному крюку для котла.

К вечеру капитан-лейтенант закончил составление пространного акта. Прежний, по его мнению, был слишком краток. Во двор вынесли стол, на нем поставили чернильницу, положили перья и переписанный Хлебниковым набело акт. Возле стола на высоком древке укрепили большой флаг Российско-американской компании, снова выстроились матросы. Луке было поручено подать со стены палисада сигнал на корабль, чтобы «Кутузов» мог ответить салютом. Затем Гагемейстер прочитал акт и, взяв перо, подписался первым.

Грянул с корабля залп. Затрещали ружейные выстрелы. Чинно и торжественно, под звуки салюта, подходили к столу индейцы, тоже брали перо и ставили свой знак. Потом Чу-Чу-Оан, указывая на флаг, попросил дать ему такой же.

— Пусть все русские, которые будут приходить к нам, будут знать, что они пришли к друзьям своего народа, — сказал он Гагемейстеру.

Капитан-лейтенант посмотрел на Кускова.

— Дайте им, ваша милость, — ответил правитель серьезно. — Это для них навечно будет.

Уже садилось солнце, когда гости покинули форт. Было полнолуние, и можно ехать всю ночь. Всадники удалялись медленно, окутанные оранжевой пылью. Старые, прямодушные хозяева прерий, из которых спустя немного лет пришлось им самим уйти навсегда.

На другой день после отъезда индейцев Гагемейстер занялся письмом к губернатору. Нужно было до отправления на Ситху закончить дела в Калифорнии.

Поездка Алексея в Монтерей и пребывание его самого в Сан-Францисской президии убедили в том, что испанцы на некоторое время прекратили свои притязания и даже хотели открыть торговлю. Было ли то результатом политики Нессельроде или дела Испании в американских колониях шли все худее и хуже, Гагемейстер не брался об этом судить. Важен был благоприятный факт, и он хотел им воспользоваться.

От полковника де Сола Алексей привез письмо. В нем губернатор извинялся за «нечаянную» задержку российского судна и людей, просил не думать об этом худо и выразил желание купить для войск всех президий, находившихся у него в подчинении, тысяч на тридцать пиастров разных товаров и припасов, с уплатой за них векселями на главного комиссара в городе Гвадалахаре.

156