Великий океан - Страница 147

147

— Изволите видеть, ваше превосходительство, — сказал, наконец, министр, когда Мордвинов умолк, — нынче государственная политика требует разрешения главного. Политика Американских областей есть для нас частность. Однако дружественные отношения с королем Испании требуют от нас дружественных поступков. Государь соизволил обещать заступничество компании, но не произволу ее отдельных лиц. Испанский министр указывает на таковые… Коллежский советник Баранов извращает волю его величества и вызывает недовольство…

— Позвольте, ваше сиятельство! — воскликнул Мордвинов. — Правитель Баранов печется о благе отечества двадцать семь лет! Его уму и заботам обязаны мы процветанием наших американских земель.

От возмущения старик побагровел, уперся палкой в ковер так, что образовалась складка.

— Я высоко ценю мнение вашего превосходительства, — как-то скорбно сказал Нессельроде, — и готов доложить о нем государю. Но, полагаю…

— Не надо. Я сам доложу его величеству!

Мордвинов поднялся. Пальцы его, сжимавшие набалдашник палки, дрожали. Председатель департамента экономии, член Государственного Совета, заслуженный адмирал и бывший военный министр ясно почувствовал намек на неособенную к нему приязнь царя. И понял, что Нессельроде решил пожертвовать Барановым, чтобы на время ублаготворить испанцев.

Старик угадал. То, что еще не совсем четко зрело в мыслях министра, теперь оформилось окончательно. Вольноуправству в американских колониях надо положить предел. Слишком опасны республиканские соблазны Нового Света и слишком долго влияли Резановы, Мордвиновы, Сперанские… Там нужны люди, действующие по железной инструкции. И не разночинцы «просветители индейцев», а верноподданные офицеры. Колония есть колония!.. Сменой же Баранова можно показать Испании свою добрую волю и оттянуть вопрос о Россе.

Нессельроде почтительно проводил Мордвинова до дверей, сунул почти детскую ручку. Затем приказал подать коляску и смиренным гномом отправился во дворец.

Николаю Семеновичу Мордвинову удалось обратиться к царю после заседания Государственного Совета. Однако Александр, подготовленный Нессельроде, даже не дослушал бывшего министра.

— Я еще займусь вашей компанией! — сказал он холодно и недружелюбно и, отвернувшись, направился к выходу мимо низко склоненных голов членов Совета.

А через день министр внутренних дел Козодавлев получил указания.

* * *

На реке Мойке, у Синего моста, в доме Российско-американской компании произошло заседание Главного правления, состоящего из четырех директоров.

Собрались трое: Михаил Матвеевич Булдаков, Сидор Андреевич Шелехов и Венедикт Венедиктович Крамер. Четвертый — Андрей Северин — находился в отъезде.

Было начало мая, в Петербурге стояла теплая весна. Из окон невысокого дома и через дверь балкона, выходившего на Мойку, виднелись влажная еще площадь и набережная (утром прошла гроза), первая трава по обочинам речки, десятки колясок, дрожек и всадников, пересекавших площадь, тысячи плотников и каменотесов возле будущего храма св. Исаакия. Гул и грохот тяжелых «баб», крики и гомон строителей доносились сквозь закрытые двери и окна, нарушали мирную канцелярскую деловитость.

Трое директоров сидели вокруг стола, крытого зеленым сукном. Чернильница, баночка с песком, очиненные перья и несколько конторских книг были приготовлены секретарем. Сам он, пожилой и блеклый, с дряблыми щеками, уселся за отдельным столиком.

— Господа директоры, — сказал Булдаков, сразу же открывая заседание. — Сегодня у нас подлежит обсуждению сугубо важное дело, кое мы должны представить на рассмотрение Совета компании…

Плотный, с коротко остриженной головой, острым взглядом и тяжелым подбородком, он был решителен, прямолинеен и не любил излишних словопрений.

— Дело касается нашего главного правителя в Америке, Александра Андреевича Баранова, особливо всех его последних действий. Мы теперь не только торговая компания, господа директоры, и наше устремление не только промысел морского зверя на Аляске и океанских островах. Высочайшие привилегии, дарованные нам, содержат государственное значение. А Совет компании создан монаршим соизволением. Однако увеличение прибыли и капитала, доверенного нам акционерами, — дела для нас не второзначащие. Между тем господин Баранов свое внимание на сии дела забросил. Вам известно, господа директоры, что заселение на Сандвичевых островах, кроме чистого убытку, еще ничего не дало компании. Что колония в Калифорнии все больше и больше требует капиталу и людей, а поперед всего служит причиною распрей с американцами и испанцами…

— Ну, сие — дело кабинетов решать! — воскликнул Шелехов, до сих пор недовольно глядевший в окно. — На пустой земле селились, и государь свое благословение дал. Кусков там за копейки целый город построил! — он сердито замолчал и отодвинулся к окну. Бескровные старческие губы его сомкнулись.

— Александр Андреевич Баранов… — выждав, пока окончит говорить Шелехов, спокойно продолжал Булдаков, — неоднократно сам за последние годы подавал прошения об освобождении его от должности главного правителя. Удрученный летами, смертью близких, он уже утратил твердость и силу характера, коими отличался при основании колонии и управлении тем краем. Происшедшее в нем ослабление послужило ко многой нерадивости со стороны его подчиненных, трепетавших в прежнее время малейшим уклонением заслужить его нерасположение. Сие вам тоже нужно помнить, господа директоры… Мы уже посылали господ Коха и Борноволокова заменить его. Однако, божьим произволением, первый умер на Камчатке, а второй разбился у мыса Эчком на корабле «Нева». Вместе с тем замедление доставки нам отчетности в колониальном делопроизводстве, многие неразъясненные статьи и расходы уже десять лет, может быть, предумышленно, чтобы сокрыть злоупотребления, а также беспокойство за дальнейшее состояние колоний, особливо Росса, побуждает нас незамедлительно послать третьего…

147