Великий океан - Страница 87

Гости начали съезжаться вскоре после того, как прозвонили в монастыре. Дневная жара спала, медленно остывали камни и накаленная зноем земля, уползали в расщелины зеленые ящерицы. Ароматы трав и кроваво-красных цветов мадроны наполняли вечерний воздух. Час покоя и прохлады спускался над Калифорнией.

Комендант и донья Игнасия встречали гостей на крыльце президии. Гости и хозяева долго обменивались приветствиями, справляясь о семьях, детях, потом мужчины постарше шли представляться губернатору, сидевшему в кресле на галерее, женщины оживленно разглядывали друг у друга мантильи, вышивку сорочек, передавали, что в моду снова входят узкие юбки и что в Мадриде их носят уже давно. Девушки сразу же скрылись в комнате Консепсии.

Сегодня она тоже была одета в староиспанский костюм. Короткая коричневая юбка из домотканой шерсти, белоснежная сорочка, оттеняющая смуглую шею, кружевная накидка и белая маргаритка в волосах над ухом удивительно шли к ней и делали ее похожей на прелестную девочку с плоскогорий Кастилии. Только взгляд темных-темных глаз и приподнятые уголки пухлых маленьких губ таили недетскую сдержанность.

Конча была ростом ниже своих подруг, она не носила высокого гребня, но тоненькая ее фигурка выделялась среди девушек, веселых и взволнованных предстоящим праздником.

— Русские обязательно приедут, Конча, да? — все время приставала к ней такая же невысокая светловолосая Кристина. — Русские красивые, да?

Она приоткрывала рот, смотрела вопросительно и возбужденно.

— Ты увидишь, Крис.

Консепсия отвечала и говорила приветливо и сердечно, но чувствовала себя стесненно. Она редко встречалась со сверстницами, не знала ни их интересов, ни стремлений, товарищем игр был Луис, собеседниками — монахи. Сегодня она почти завидовала девушкам.

Прибытие русских ознаменовалось криками, стрельбой из мушкетов, чадным светом факелов и горящих пучков соломы, прикрепленных к шестам у стен президии. Потом заиграл оркестр. Монтерейские офицеры и съехавшиеся испанцы столпились у дверей, с любопытством разглядывая входивших. Губернатор поднялся со своего кресла и, опираясь на руку Луиса, двинулся навстречу.

Впереди, рядом с комендантом и доньей Игнасией, шел Резанов. За ним — улыбающийся Давыдов, поблескивающий очками Лансдорф, суховатый, немного сутулый Хвостов. Офицеры «Юноны» были в темно-зеленых, с золотыми эполетами мундирах, при шпагах, с треугольными шляпами в руках.

Резанов выглядел сегодня особенно представительным. Камергерский мундир, спереди сплошь расшитый золотом, белый мальтийский крест и орден Иоанна Иерусалимского, высокий рост, осанка, светлые, слегка курчавые волосы.

Поклонившись всем, Николай Петрович подошел к губернатору и, улыбаясь, взял его под руку.

— Ей-богу, Николай, они бы его в короли произвели! — шепнул Хвостову Давыдов. — А нас в министры.

— Дон Давидио де Гаврила! Тебе бы отменно пристало.

Девушки тоже выскользнули из своей комнаты и восхищенно разглядывали чужеземцев, а маленькая Кристина схватила за руку Консепсию, не замечая, как пальцы той задрожали.

Ужин прошел шумно и весело. Домашние вина, а главное ром, доставленный с корабля, — Резанов приказал отправить целый бочонок, — разогрели и без того приподнятое настроение. Гостям казалось, что они давно уже знают друг друга.

Резанов сидел далеко от Консепсии, рядом с хозяином и губернатором. Но девушка два раза уловила его внимательный взгляд и нахмурилась, когда Кристина шепнула, что русский на них смотрит. Она так еще и не знала, получил ли Резанов послание, и то, что он не подошел к ней и ничего не сказал, мучило и угнетало. Быть может, он осудил ее поступок? Расстроенная и озабоченная, она еле отвечала на вопросы Кристины и соседа — низенького глуховатого испанца — и старалась не глядеть в сторону приезжих. Однако ей это плохо удавалось. Она видела их веселые лица, улыбку Резанова, беседующего с комендантом и губернатором. Видела, как дон Ариллага часто задумывался и забывал выпить вино.

За столом становилось все оживленней. Домоуправитель, не привыкший к пиршествам, не успевал наполнять бокалы. Монтерейские офицеры пили за здоровье русских, безостановочно тараторили женщины, Лансдорф, сняв очки и размахивая ими, уговаривал Хвостова спеть гимн. Потом Резанов предложил тост за испанского короля. Двадцать один раз прогремели пушки крепости. «Юнона» салютовала таким же количеством выстрелов.

Общее оживление постепенно передалось и Консепсии. Она успокоилась, отвечала на вопросы, шутила и смело встретила взгляд Резанова. А затем неожиданно обняла Кристину и поцеловала ее светлые мягкие волосы.

— Тебе весело, Конча, да? — обернулась та радостно и, забыв своего соседа — молоденького лейтенанта, — защебетала, глядя снизу вверх сияющими глазами. — Ты самая красивая и ты очень нравишься всем, да? Мы скоро будем танцевать, и я буду тобой любоваться, да? И русские будут танцевать, да?

— Да, Крис. Да…

* * *

Танцевали фанданго. Пожилые гости сидели у стен на стульях и диванах, в коридоре впереди любопытствующих индейских слуг разместился оркестр.

Круг то сужался, то расширялся, пара все больше убыстряла движение. Потом музыка стала нежнее и тише, танцоры постепенно сближались и, наконец, остановились друг против друга. Это были Консепсия и сосед Кристины — молоденький лейтенант. Девушку почти нельзя было узнать — так преобразил ее танец. Она казалась выше и старше, темные волосы, не скрепленные гребнем, растрепались, щеки побледнели. Она видела непритворно восхищенный взгляд Резанова, сидевшего рядом с ее матерью, видела, как он склонился к той и что-то сказал, отчего донья Игнасия с благодарностью взглянула на него и опустила веер.