Великий океан - Страница 81

Встреченный с прежним почетом и видя, что здесь ничего не изменилось, он скрыл свои заботы и постарался быть простым и приятным гостем. Щурясь на огонь свечей серыми живыми глазами, курчавоголовый, одетый не в парадный мундир, а в просторный темный фрак, он увлекательно рассказывал о своем недавнем посещении Японии. Неудавшаяся миссия мучила его основательно. Не утешало и то, что посольства других стран добились еще меньших результатов. Но он старался говорить о ней шутливо. Рассказал о том, как впервые на корабле «Надежда» они подошли к таинственным берегам Ниппона, как сразу же их окружили тяжелые, с тростниковыми парусами лодки, затем появилось большое гребное судно, расцвеченное бумажными фонариками. На этом судне шли посланцы губернатора и переводчики. Синее вечернее небо, разноцветные огни фонариков, отражавшиеся в темной воде залива, невиданные одежды и церемонии — все это было похоже на странный сон…

Донья Игнасия и Луис не сводили с Резанова глаз. Донья Игнасия перестала даже следить за домоуправителем, бесшумно появлявшимся, чтобы снять нагар со свечей. Луис не заметил, что погасла сигарета. Одна Конча слушала, слегка опустив голову, складывая и распуская веер на узких, плотно обтянутых бархатом коленях. Она была в том же парадном темном платье, в котором впервые встретила Резанова, и то же белое кружево высокого воротника оттеняло смуглый овал лица. Она сидела бледная, с сильно бьющимся сердцем, и даже не улыбнулась, когда Резанов рассказал о том, как японские переводчики, взойдя на «Надежду», приветствовали командира корабля, приседая и держась за колени. Все эти дни с первого появления русских она не могла найти покоя. Новый, загадочный мир открывался перед нею, и Резанов был из этого мира…

Так же, не поднимая глаз, выслушала рассказ о японском обычае передачи подарков императору. Все, что предназначалось ему, должно было переноситься в столицу на руках. Однажды китайский император подарил живого слона. Его тащили из Нагасаки в Иеддо на специальных носилках тысячи поселян… Только один раз она нахмурила брови и неподдельно была возмущена, узнав, что японские власти первое время даже не пустили посольство на берег и с трудом разрешили заболевшему Резанову совершать небольшие прогулки. Они отгородили для этого маленький клочок земли, поставили бамбуковую беседку, окружили ее караулом.

Потом Резанов рассказал о бесчисленных переговорах и, наконец, о посещении дворца. Но об ответе японского правительства, уклонившегося от переговоров, он умолчал. Здесь уже начинались государственные дела.

Он начал расспрашивать у доньи Игнасии о детях, просил Луиса выучить его испанскому языку.

— Это сделает Конча, синьор Резанов, — гордясь сестрой, сказал Луис почтительно. — Она знает староиспанский, она все книги по два раза прочитала в миссии.

Луис был очень польщен, что Резанов запросто приехал к ним в гости, и пропустил даже время проверки караулов.

— Вы приезжайте к нам каждый день. Она вас научит.

— Луис! — не выдержала девушка. Она поднялась, затем, пересилив себя, села на место. Резанов заметил, как пылают ее щеки.

Пожилая синьора давно уж порывалась рассказать свои родословную гостю. Она заговорила о Кастилье, откуда, после смерти родных, дядя привез ее сюда молодой девушкой, о дедовской усадьбе среди оливковых рощ, о первом причастии в семейной церкви Морага. Крошечная капелла превратилась у нее в настоящую церковь, обедневшие деревенские дворяне — в старинный знатный род.

— Мне очень понравилось у вас, — сказал Резанов, когда Конча вышла проводить его до ограды сада. Донья Игнасия боялась сырости, а Луису волей-неволей пришлось итти проверить караулы.

Резанов говорил почти искренне. Сегодняшний вечер хоть на несколько часов отодвинул его от тревожной, хлопотливой действительности. Даже сейчас, только выйдя в сад, он подумал о том, что на корабле с нетерпением ждут его возвращения, что Давыдов и Хвостов молча курят в кают-компании…

Конча не ответила. Яркая луна стояла над садом, и при ее свете Резанов разглядел на лбу своей собеседницы небольшую складку. Словно девушка о чем-то упорно думала.

Резанов впервые остался с ней наедине. И, к своему удивлению, почувствовал, что пустой разговор продолжать не может. Девушка ему нравилась своей серьезностью, смелым и решительным характером, и ему не хотелось говорить ничего не значащие фразы. Он молча шел рядом со своей спутницей.

Кругом было тихо. Неподвижно, словно вылепленные, свисали над дорожкой черные ветки яблонь с белыми пышными цветами, серебрились в траве маргаритки. Тень от гигантского дуба, покрытого первой листвой, резко выделялась на поляне. Запахи яблонь и роз и еще каких-то цветов и трав наполняли сад.

— Вы очень любите вашу страну? — неожиданно остановившись посреди дорожки, спросила Конча.

— Люблю, — почти не удивленный, Резанов тоже остановился.

— Вы так хорошо говорили о ней… Я тоже хотела бы увидеть все!..

— А разве Калифорния не прекрасна?

— О да! Здесь много солнца, скота и хлеба… Я родилась здесь, нигде не бывала, здесь и умру…

— Вы хотели бы увидеть Европу, Мадрид, Петербург? — Резанов был поражен страстной горечью, с какой она произнесла последние слова.

— Я отдала бы всю жизнь!..

Она отошла к кусту, сорвала розу. Некоторое время молча ощипывала лепестки.

— Я знаю, синьор Резанов, вы приехали сюда, чтобы начать торговлю, и что вы хотите скорее уехать. Я помогала Луису переписывать письма… Только вы совсем не знаете наших людей! Может быть, это нехорошо, но я думала сказать вам… Вы много теряете времени, а они терпеливые. Они никогда не нарушат законы и не будут торговать с вами. Им все равно, что ваши люди умирают от голода… Мой отец очень добрый, но закон для него, как библия. Он не спросит, зачем пишут такие законы…