Великий океан - Страница 63

— В крепостцу, Павел Савелович?

От неожиданности Павел даже вздрогнул. На только что оставленной тропе из-за великана кедра показался Лещинский. Видно было, что он недавно с моря. Кафтан и штаны, подмоченные водяными брызгами, еще не просохли, кое-где блестела чешуя. Лещинский все время шел той же дорогой и только в последний момент очутился внизу.

Хорошее настроение у Павла пропало. Лещинский испортил вечер, придется итти на редут, и вряд ли теперь попадет он в хижину Кулика. Раздосадованный, он молча шагал впереди, переступая расщелины и камни, раза два нарочно залез в топь. Лещинский действительно словно обрадовался встрече и болтал без умолку: о недавней буре, о ловле сельдей, о Санкт-Петербурге… Держался Лещинский непринужденно и просто, как случайный, хороший попутчик.

Досада у Павла постепенно прошла, тем более, что Лещинский вовсе не собирался заглядывать на редут. Он шел к горячим источникам взять серной воды для своего лекарства. Павел повеселел, слушая более внимательно, спросил о поисках байдарок. Когда же Лещинский стал рассказывать о новой Американской республике — ближайшей соседке колоний, — Павел окончательно заинтересовался и даже присел на камень. Времени еще оставалось достаточно.

Лещинский понял, что основное удалось. Самое трудное заключалось в том, чтобы вот так, якобы невзначай, встретиться и затеять нужный разговор. Теперь можно действовать. Несколько дней он караулил Павла, придумывал, с чего бы начать, чтобы не возникло и тени подозрения. Старая газета, добытая у Робертса, рассказы шкиперов помогли сломать лед.

— Словесность в Соединенных областях в великом уважении… — говорил Лещинский вычитанные из газеты фразы. — Сколь близки мы землями и сколь далеки просвещением и вольными мыслями… А давно ли там были пустынные леса, дикие люди да звери, самоуправство да питейные дома по глухим дорогам. Как у нас…

Осторожно, издалека Лещинский пытался найти нужный отклик у собеседника. Особенно много говорил о коренных обитателях страны — индейцах, о будущем.

— Мы малая сила… — продолжал Лещинский медленно, словно в раздумье разгребая веткой кедровые иглы. Тусклый желтоватый лоб его избороздили две кривые складки, как трещины. — Но и мы могли уподобить себя Американским областям, схожим во многих начинаниях с нами и в отношениях к отечеству… Павел Савелович! — вдруг поднялся он со своего места. — Не подумайте худо. Интересы отечества драгоценнее для меня, чем моя жизнь. И я знаю, о чем думаете вы и как страдаете… Потому и говорю открыто… Малая сила мы, а только в большую вырасти можем. Великую пользу получит Россия от сих мест. Россия, а не компания…

Последние слова Лещинский произнес раздельно и некоторое время молчал. Павел тоже не произнес ни звука. В лесу уже сгущались тени, меркло небо, из ущелья потянуло сыростью. Между острыми утесами на вершине хребта багровел базальтовый скат. Если бы Лещинский смотрел в сторону собеседника, он бы заметил, как упорно глядел на этот яркий блик Павел и как медленно разглаживались морщины на его лбу…

Павел совсем не волновался, хотя Лещинский затронул его душу. Он сам, так страстно жаждавший примирить, казалось, непримиримое, понял, что это уже совершилось. Разговор с Лещинским как бы подвел черту. Павел любил свою старую родину, тосковал по ней, отчетливо сознавая, что прошлое никогда не вернется в эти леса и долины, что новое, хорошее, культурное вытеснит старую жизнь. И он помогал этому сам ради своей отчизны. Теперь Павел понял, что к тому же стремился и правитель, который также мучился и страдал. Теперь он не будет один. Не помощниками были Лещинский и подобные ему. Не видели они величия дел Баранова. А может быть, и больше… И чувство враждебности, как когда-то в первые дни их знакомства, снова появилось у него против Лещинского.

Лещинский заторопился и дружески протянул руку:

— Будьте гостем у меня, Павел Савелович! Я тут бескровный сирота… И Александру Андреевичу, — добавил он полушутливо, — не говорите о беседе нашей. Не уважает он инакомыслящих, наипаче компанейских. А?.. Скромные мои прожекты покажу…

Он все еще стоял перед камнем, когда Павел поднялся и, глядя на Лещинского открытым светлым взглядом, медленно и спокойно сказал:

— Нет! Вы ошиблись, Лещинский. Все это сделал Баранов. И я горжусь, что он мой приемный отец.

Не замечая протянутой руки, легко, словно освободившись от тяжести, Павел спрыгнул с выступа и быстро пошел к озеру.

Глава седьмая

Два пути вели на восток. Один — неизведанный, холодный и недосягаемый, через ледовитые моря, замерзшие пустыни, где, может быть, не слышно даже крика птиц. Посланное еще в прошлом году судно дошло только до редута «Св. Михаила» в заливе Нортон, дальше все море было забито тяжелым паковым льдом.

Второй путь — через два океана, вокруг света, — был пока и единственным.

Баранов осторожно, шейным платком вытер глобус, свернул карту. Задумчивый и нахмуренный, постоял у шкафа, затем так же неторопливо вернулся к столу. Было еще рано и тихо, сквозь распахнутый ставень тянуло утренней свежестью, гудел прибой.

Правитель думал о России, о новых зачинаниях, о чужих и бездушных приказах, которые только что перечитал. Компания приобретала все возрастающую власть.

— Не доживу я, — сказал однажды правитель своему крестнику, откладывая в сторону тетрадь, куда записывал дневные события. — Не доживешь, может случиться, и ты… А только по-иному все будет. Поймут люди. По-иному и жить станут. В большой душе нету жадности…