Великий океан - Страница 151

151

Алексей последовал совету. Однако мысль о судьбе суденышка его не покидала, и он ежевечерне взбирался на скалу, откуда видна была дорога в форт. Ждал вестей.

Дня через три после отъезда нарочного Алексей снова отправился на свой наблюдательный пост. Было уже довольно поздно, последние закатные блики исчезли с неба. Ничего не приметив и на этот раз, Алексей спустился со скалы и решил пройти к реке, чтобы посмотреть, не сорвало ли течением верши, поставленные им с утра. Он миновал каминный уступ и собирался выйти в небольшой лог, но в это время услышал голос Савельева, искавшего его возле скалы.

— Алексей Петрович!.. Алексей Петрович!.. — кричал зверобой приглушенно.

Помощник правителя повернул назад.

— Алексей Петрович… — встретил его Савельев с видимой тревогой. От волнения он сильнее всегдашнего окал и даже не прикрывал по привычке щербатый рот. — Караульщики в степи конного встретили. Он отдал им бумагу и ускакал. Черный, говорят, молодой. Должно, ранчер, а то и слуга монастырский.

— Где бумага?

— Вот!

Савельев держал небольшой запечатанный пакет в руке. Надписи на нем не было, да все равно темнота помешала бы прочитать.

— А караульщики где?

— Вас дожидаются.

Алексей быстро направился к дому. Он не расспрашивал Савельева, поторопился сам увидеть промышленных и ознакомиться с содержанием пакета. Необычность доставки говорила ему, что письмо содержало важное известие и что оно послано другом.

Двое обходчиков, встретивших гонца, почти ничего не добавили к сказанному Савельевым. Они наткнулись на верхового в конце пшеничного поля, он ехал шагом и сам приблизился к ним. Видимо, искал усадьбу. Убедившись, что перед ним русские, он передал пакет, что-то проговорил не то по-индейски, не то по-испански и, помахав шляпой, сразу же повернул обратно. Лошадь его была мокрая и тяжело дышала.

Письмо содержало всего несколько строк. Оно было написано по-русски, и в нем говорилось о том, что посланный Кусковым корабль захвачен испанским отрядом и отведен в бухту возле Монтерея. Люди, находившиеся на судне, посажены в крепость.

Письмо не имело ни обращения, ни подписи, но Алексей догадался, что его послала Консепсия. Тонкий, немного косой почерк, который он узнал по записке, когда-то полученной Кусковым, и некоторые слова, написанные так, как их произносила девушка, убедили его в этом.

Первую минуту чувство удивления и радости затмило тяжелое известие. Девушка продолжала помнить! Но потом Алексей помрачнел, сложил письмо и все еще дрожавшими пальцами снял нагар со свечи.

— Поеду в форт, — сказал он Савельеву, с беспокойством следившему за начальником. — А вы тут сгоните поближе к двору скот, и караульщики пускай ходят и днем.

Он коротко рассказал о полученном извещении, затем осмотрел пистолеты, сунул их за пояс и вышел во двор. Спустя несколько минут он уже скакал по дороге в Росс.

Алексей добрался до форта после полуночи. Однако, к его удивлению, там не спали. Горел огонь в казарме, светилось окно у Кускова.

— Что стряслось? — спросил он караульного, открывшего ему ворота.

— Лука с алеутом на байдарке прибежал. Корабль его там захватили гишпанцы.

Привязав коня к столбу, Алексей направился прямо в горницу Кускова. Иван Александрович не удивился его приезду. Он хмуро сидел за столом, подперев голову рукой и щурясь на свечку, а Лука и Пачка в мокрых штанах и рубашках примостились на лавке и жевали какую-то снедь.

— Садись, Леша, — сказал Иван Александрович так, словно они виделись всего час назад. — Дело заварилось серьезное.

Указав на Луку, он коротко передал только что услышанное от промышленного. Три недели назад, сдав монахам колокол и погостив там два дня, Лука и Пачка направились в обратный путь. Однако в пути мореходы вынуждены были бросить якорь недалеко от Монтерейского залива и заняться починкой паруса. Здесь на них напал отряд испанских кавалеристов и по приказанию офицера захватил судно. Корабль был брошен, а команду солдаты перевязали и заставили итти в Монтерей. Там офицер доложил губернатору, будто бы русские везли оружие инсургентам, и просил разрешения повесить захваченных. Офицер — тот самый злой и остромордый, что когда-то приезжал с капитаном Риего в Росс.

— Вот сволочь! — не выдержал Алексей, зная теперь, что речь шла о Гервасио Сальвареце. Ходили слухи, что он уже капитан, командует большим отрядом и отличается крайней жестокостью. Петронио предупреждал не зря.

— Прямо змей! — поддержал Лука, все время норовивший вмешаться в разговор. — Морду ему на пожаре где-то покорежило, уха одного не хватает. Шипит, трясется. Ну — сатана!..

— Помолчи, Лука, — остановил его Кусков. — Они еще там придумали, будто я послал людей разведать места, чтобы напасть на Сан-Францисскую крепость. Видишь, куда докатились!.. Лука вот и Пачка сбежали, пять суток на байдарке шли. А прочие сидят в каземате, и судно там осталось.

Он встал, положил руку на плечо Алексея.

— Пойдешь завтра на «Вихре» в Монтерей, Алеша, и скажешь господину де Сола, коли он не отпустит моих людей и суденышко, первого тонконогого, которого поймаю на нашей земле, своими руками утоплю в заливе! Войны промеж нас нет, а за разбой я из них душу на песок выпущу!

Он даже побагровел — так разволновался, хотя до сих пор весь разговор вел спокойно.

— Верно, Иван Александрович! — зашумел было Лука. — Тут тебе прямо я скажу…

Но Кусков махнул на него рукой, от вспыхнувшей в висках боли закрыл глаза. Потом снова сел на место.

151